Что-то меняется в небе.
И мы все это чувствуем, но не хотим осознавать.
Точнее, не мы все - мы, двое.
Что-то происходит, или может быть, произошло.
Я стараюсь не зацикливаться. я надеюсь - это временное.
мне дорог этот человек и дороги эти отношения.

и если бы меня попросили описать идеального мужчину, я бы описала его...


хреново тут фотка выкладывается, хз чего.
но она мне очень дорога. Это мы в прошлом году на День Республики.

Страна советов, блин.

нет, чтоб своими проблемами заниматься, Аске ползает по записям ПЧ и избранных и комменты соатвляет..

пытаюсь кому-то чем-то помочь.

такой внезапный приступ мизантропии.

к чему бы?

иногда мне так хочется поделиться своим опытом, просто чтобы другие не повторяли моих ошибок, чтобы не страдали ночи и месяцы напролет попусту, чтобы умели ценить моменты, ценить жизнь здесь и сейчас, потому что лучше - кто знает, будет ли лучше, а вот хуже - вполне может быть.

а с другой стороны - почему бы каждому самостоятельно не разобраться в себе, не провести долгие бессонные месяцы за компом, блуждая по сайтам психологов, анализируя себя, свои проблемы и строя планы по выздоровлению? Это тоже бывает очень полезно.

я вряд ли стала бы такой, какая я сейчас, если бы в периоды моей жуткой депрессухи кто-то бы взял меня за руки, приподнял бы над землей и пронес бы над всеми моими проблемами...

я была бы слабее...

все, что меня не убивает, делает меня сильнее.

и я стану сильной. я знаю.

Вот тут я выкладываю весь рассказ.
Вернее, его окончательную на данный момент версию. Конечно, еще многое нужно переделать и доделать, но я очень горжусь собой, что к ранее написанным началу и концу добавила серединку.
Мне один человек сказал, что по моему творению можно психоанализ делать. И я добавила - писать историю одной депрессии. Вам судить.

читать дальше
Алая, алая кровь.
Часть 1. Кровь дракона.

Густой туман повис над землей, все вокруг расплылось и исчезло в грязно-белом киселе. Вязкая тишина накрывает колпаком, и звуки гаснут еще на полпути. Где-то захлопали крылья, и их шум приближается со всех сторон, откуда ждать удара – неизвестно. Пот застилает глаза, в ушах бухает кровь…Нельзя, нельзя отвлекаться!
Он медленно опускается на землю. Взмахами кожистые крылья разгоняют дымку и плотно облегают руки, серебристая чешуя на груди и животе мгновенно смыкается в кирасу, чудовищные когти прячутся в сапогах, блестящее тело сживается до размеров человеческого. Я с замиранием сердца слежу за удивительными метаморфозами…Вот он, закованный в доспехи, мой враг – мужчина-дракон. Серые волосы треплет легкий ветер, на очень молодом лице устало блестят золотые глаза, два по-звериному вытянутых по вертикали зрачка с интересом изучают меня, он слегка улыбается…Зачем? Я знаю цену этой улыбки, перед ней в почтительном поклоне расступается даже туман.
Клинки с легким звоном вылетают из ножен, и я тоже начинаю улыбаться. Воздух воет, вспоротый сталью, и вокруг нас взвиваются смерчи. Холодно. Откуда такой холод? Дыхание белым облаком вырывается изо рта.
Смертельно красивый танец, где победителю достается немного времени до следующего бала. Долгий танец с мечами для двоих, соло ударных, задающих ритм и пульс. Сверкающие одежды, разрумянившиеся щеки…Ах! Блеск! Холодный блеск на зубах у смерти, янтарный огонь в глазах рожденного править. Его нельзя погасить, его можно только отнять. Выпады, повороты, прыжки. Пятнадцать лет меня учили жить этим танцем, а дракону, наверное, тысяча…
«Я должна, я должна… - повторяю без конца,- я должна победить». Как будто это поможет…
Внезапно он остановился на середине разворота и, пошатнувшись, осел на землю. Оружие он выронил, и дорогой металл теперь жадно глотал туман. Дракон долго смотрел на меня, удивленно приподняв бровь, и его улыбка таяла, стекая золотой струйкой от уголка рта по подбородку. Я осторожно подошла, оттолкнув ногой его меч, и присела на корточки. Капля драконьей крови упала мне на ладонь, и обжигающая волна побежала по венам к сердцу, в груди что-то загорелось, навсегда меняя душу.
- Вот и все… - прошептал он, и в хриплом голосе больше не было силы. Пустые глаза смотрели куда-то сквозь меня. – Теперь в тебе течет моя кровь.
Я провела лезвием по запястью, порез побелел, и на нем проступила золотистая полоска.
- Теперь ты – дракон… - он замер. Седые волосы трепал легкий ветер, на старом, очень старом лице застыли светло-карие глаза.
В нескольких метрах лежал его меч, который я взяла, оставив взамен свой. В голове всплыло пояснение – правило дуэлей обмениваться оружием. Плохое правило.
Туман рассеялся, неяркое осеннее солнце сквозь облака взглянуло сверху и…
И мир лопнул, как мыльный пузырь. В воздухе растаял драконий клинок, ветер небрежно разбросал немытые волосы по плечам, сердце размеренно билось, толкая по сосудам золотую кровь, а в душе что-то вспыхнуло и нестерпимо заныло, когда я посмотрела в небо…

Начало августа было очень жарким. За полторы недели трава на обочинах выгорела, а темная зелень деревьев завяла и покрылась пылью. Вечером на горизонте клубились тучи, но горячий ветер с жадностью выпивал их без остатка.
Над асфальтом дрожал раскаленный воздух. В салоне было душно, несмотря на открытые окна, и пахло переспелыми абрикосами. Наэль сделала несколько глотков воды. Поморщилась и вспомнила, что обещала матери не садиться за руль в самый солнцепек. На поясе завибрировал телефон. Звонил Редан, просил заехать ближе к вечеру. По радио бодрый ди-джей обещал сухую и жаркую погоду. Из-за ремонтных работ на основной дороге приходилось объезжать по окружному шоссе, пару километров по проселкам и тоннель…Каждую неделю в газетах сообщали о новой аварии. Пятьсот метров абсолютной темноты, где встречный автомобиль можно различить лишь по шуму мотора.
На выезде радио зашипело, и Наэль потянулась к переключателю, когда впереди на фоне белого полукруга света появилась бледно-серая тень и дернулась вперед. Тормозить было поздно. Что-то ударилось о бампер, задело лобовое стекло, пролетело через крышу и упало позади. Руль ушел вправо, машина заглохла и встала на обочине. Девушка несколько раз глубоко вдохнула и вышла к пострадавшему, краем глаза захватив синие 15:27 на дисплее телефона.
В десяти метрах на асфальте лежала большая грязная тряпка и растекалась лужа крови. Алой, алой крови… В ушах звенело, сердце отчаянно билось, разгоняя по телу адреналин. Как странно, просто тряпка не оставляет на стекле трещин… Наэль развернулась, чтобы попросить помощи у проезжавших мимо, и со всей силы ударилась лбом о дерево.

- Ух ты! – послышалось сверху.
Девушка, испуганно озираясь, терла ладонью ушибленное место.
- Знатная шишка будет… - задумчиво сказал кто-то.
- Без тебя знаю! – огрызнулась девушка.
- А ты повежливей, в гостях же, - пробурчали в ответ.
- Ты кто?
В ветках что-то зашуршало, затряслось, словно собралось спрыгнуть, и затихло.
- Тебе бы умыться, кровь смыть, вон ручеек меж деревьев течет.
- Ты кто? – повторила она, но ее будто никто и не слушал.
- Пойдешь, через двадцать шагов воду услышишь, а там уж сама. Да ты иди-то, иди, а ведь захочешь вернуться, а некуда будет, время-то оно – вот, как вода в ручье.
- А в какую сторону двадцать шагов?
Никто не ответил. Вокруг желтели листья, лес пел себе колыбельную.
- Эгей! – крикнула девушка.
С соседнего дерева взлетела птица, закачалась ветка, и с нее посыпался оранжевый наряд. Пряный запах осеннего леса кружил голову; здесь не было слышно ни шума трассы, ни музыки, ни разговоров. Если прислушаться, можно было уловить звон воды, сбегающей по камням. Ручей впереди был неглубоким, прозрачным и очень холодным, Наэль вымыла пыльное лицо, присела на берегу и задумалась. Она не спала. Во сне нельзя удариться лбом о дерево, оцарапать ногу или порвать футболку. Да и сырой ветер, что заставляет ежиться, более чем реален.
Через час село солнце. Девушка шла по направлению к северу и ругала себя, что оставила в машине меч и мобильный, хотя вряд ли здесь телефон обнаружил бы сеть.
/…../
Вскоре запахло дымом и горелым мясом, знакомый запах вселил надежду, и Наэль двинулась через валежник к мелькающему впереди огоньку.
Густо-красные языки пламени поднимались высоко к небу, словно силились лизнуть облака, попробовать, каковы они на вкус, звезды?

У меня есть четыре черных крыла,
Четыре черных вороновых крыла,
Два, чтоб поднять меня в небеса,
Два, чтобы ночи приблизить приход.

В полумраке, недалеко от костра, прислонившись к дереву спиной, сидел мужчина и с закрытыми глазами пел песню. Он не был похож на туриста-исследователя, который ищет в пригородных лесах следы сгинувших цивилизаций, не был он служителем темного культа, что справляет в полночь свои кровавые обряды. Он просто сидел, вытянув ноги, и его сапоги-казаки смотрелись вполне уместно в фантастическом лесу.

У меня есть стрела, голубая стрела,
С наконечником медным голубая стрела,
Чтобы сшить облака и горы,
Чтобы нового солнца раскрасить восход.

Незамысловатая песня, которую он напевал, была созвучна дыханию деревьев, шороху ветра, скрипу веток.
- Добрый вечер! – негромко сказала девушка, вступая в круг света.
- Добрый? – мужчина медленно поднял голову и повернулся в сторону голоса. – Ну что ж. Пусть и для вас он будет таковым. Мне, наверное, положено встать, приветствуя даму… - спросил он после короткой паузы. – Вы позволите мне не делать этого?
- Как хотите… - пожала плечами она. – Меня зовут Наэль.
- Присаживайся. – Он указал на место рядом с огнем.
Пламя, недовольно ворча, отодвинулось, освобождая для гостьи край подстилки. Мужчина дождался, пока девушка устроится, взял длинную палку, принялся ворошить угли и тихонько петь.
У меня есть игла, золотая игла,
С белоснежною нитью золотая игла,
Чтобы стать властелином Вселенной,
Чтоб вспороть меж мирами проход.
Есть четыре крыла, стрела и игла,
Но я больше не буду молод.
Зачем мне власть, если смерть унесла
Всех, кто был мне когда-то дорог?

Вместо финального аккорда на дереве ухнул филин.
- Красивая песня… Это ваша? - прошептала Наэль.
- Песня? - мужчина засмеялся неприятным смехом. – Да, песня моя. Меня зовут Нифль, я хозяин четверти мира, дух этого леса и твой проводник на эту ночь.
Он встал, раскинул руки в стороны, и порыв ветра расправил коричневый плащ, кое-где аккуратно зашитый. С него посыпались мелкие ветки, листья и прочий лесной мусор, послушный воздух тут же сдул их в костер и затих. Плащ опустился грязной занавеской за спиной. Тени слетели с лица повелителя, и он добродушно улыбнулся.
- Ну как?
- Впечатляет. – Наэль улыбнулась в ответ и зябко передернула плечами. Огонь разгорелся ярче.
/…/
- Знаешь, Наэль… Нифль посмотрел на носки своих сапог и серьезно сказал, - Ты чем-то похожа на меня.… Я родился в мире, где без особых способностей не выжить, тебе проще – у твоего мира другие законы. - Он прикрыл глаза, словно пытался вспомнить что-то не очень приятное, и через минуту продолжил, - У тебя есть выбор. Ты можешь вернуться домой на минуту раньше аварии и забыть, а можешь остаться и узнать… Решай.
- Узнать что?
- Хотя бы о себе… Я лишь приоткрою дверь, а войдешь в нее ты. Я не знаю, приобретешь ты или потеряешь. Решай.
Голос природы затих. Замолкли птицы, замерло в темноте зверье, застыли травы и ручьи. Они ждали.
- Я смогу потом отказаться?
Нифль отрицательно покачал головой.
Сверху заухал филин, бесшумно слетел с ветки и сел на плечо собеседнику Наэль. Огонь полыхнул, и искры взлетели к верхушкам дубов. Желто-красные отблески осветили лицо собеседника девушки. Он улыбался.
- Ты сделала выбор, несущая чужую кровь.
Она встала, протянула руку Нифлю, и они шагнули в темноту.

Раскаленное солнце медленно клонилось к закату. Высоко в небе кричали чайки, внизу у подножья скал шумел прибой. Сине-зеленые волны ползли по песку, который жадно впитывал их грязно-белую пену. Беспокойная воды выбрасывала на берег мелкие раковины и гальку, чтобы тут же унести их обратно: она была слишком скупа, чтобы делиться сокровищем, но и чересчур хвастлива, чтобы держать их в глубине. Скоро она должна была потушить огонь, оставив тонкую кроваво-красную полоску на горизонте. Близился вечер.
Поднимая тучи брызг, по берегу бежали парень и девушка. Свежий ветер растрепал убранные в высокую прическу рыжие волосы Рамиры – дочери Огня, прекрасной Рамиры, песни пламени на углях жертвенного костра. Алиф, ее спутник и жених, не уступал невесте в красоте. Высокий и подтянутый, он заставлял не одно девичье сердце трепетать рядом с ним, Алифом, рокотом волн в шторм. Эта пара, по мнению многих, должна была стать залогом мира между Огнем и Водой. Они были знакомы чуть ли не с рождения и дружили с детства.
Последние лучи закатного солнца подсвечивали одежду девушки красным, темной синевой глубин морских сияли глаза юноши. Никому не удавалось постичь тайны океана, никто не знал мыслей Алифа.
Дневное светило с неумолимой скоростью опускалось все ниже, через полчаса вода должна была поглотить огонь… До скал оставалось около десяти минут пути.
Рамира взахлеб что-то рассказывала, оживленно жестикулируя, громко смеясь и поминутно дергая Алифа за рукав. Наконец, с сияющим видом она похвасталась, что научилась творить «хрустальную сферу» и, схватив спутника за руку, потянула его к лестнице. Ступени были вырублены прямо в скале и вели к маяку, откуда открывался потрясающий вид на море. Здесь можно было разбежаться и долго плыть по воздуху вниз. На вершине Алиф признался девушке в любви, поцеловал ее, и она затараторила магическую формулу. Материя неохотно подчинялась дочери Огня, медленно приобретая форму шара. До заката оставалось всего несколько минут.
Девушка оттолкнулась кончиками пальцев от земли, чуть дернулась и поплыла. Воздух нес сферу все дальше и дальше. Алиф некоторое время наблюдал за полетом, потом резко повернулся вокруг себя и выбросил вперед руки. Снопы синих искр сорвались с пальцев и молниями полетели туда, где над камнями плыла Огненная.
Две магии столкнулись, когда солнце опустилось в воду. Алиф оказался более сильным и подлым магом, чем думала девушка. Оболочка, окружавшая Рамиру, вмиг лопнула. Неумолимо быстро приближалась земля…Она не успела почувствовать боли, сердце разорвалось еще в полете… Вода потушила Огонь, оставив на поверхности кроваво-красную полоску, быстро исчезающую на горизонте. На небе догорал закат.

- Почему он ее убил?
- Кто знает… Не стоит быть слишком преданным кому-то, чтобы не быть преданным им самим. – Сказал за спиной Нифль. – Полетели, есть еще кое-что, что я хотел бы тебе показать.

За окном шумел дождь, и в такт каплям, ударяющим по молодым листьям, билось затихающее сердце и стекала на гранит кровь из только что вскрытых вен.
- Хочешь, я остановлю его совсем? – спросил он, и в глазах мелькнуло адское пламя. – Только попроси…
- Хватит смертей. Я люблю тебя, но вряд ли смогу простить, ты стал врагом моего рода, и если бы я только могла отомстить… - Она резко встала, подошла к окну и, присев на подоконник, выглянула на улицу. – Опять дождь… Знаешь, мне хотелось бы жить вечно.
- Наблюдать за старостью и смертью близких?
- От этого ты меня уже избавил.
- Смотреть, как рождаются и гибнут народы, как люди истребляют друг друга, снова и снова разделяя клочки земли? Зачем? Все повторяется, все предсказуемо, и в конце концов становится так скучно…
- А сколько тебе лет?
- А сколько бесов в аду?
Они сидели в огромной зеркальной зале вдвоем и пили вино цвета крови. Иногда по стенам пробегали волны, интерьер менялся от тростниковой хижины до королевских покоев.
- Я так устал за тысячи лет, моя душа заплутала где-то и зовет, зовет к себе… - Он с сожалением вздохнул. - Тебе не понять. Ты слишком молода.
- Надо же, у демонов есть души! Никогда бы не подумала, а уж о тебе-то! – Она допила вино из бокала, села на ковер и весело рассмеялась. – Подари мне вечность! – Кошачьи глаза игриво прищурились.
Некоторое время демон думал, изучая собственное отражение, потом взмахнул рукой и протянул ей стакан воды.
- Вот вода – она вечна. И в льдах гор, и в росе, и на дне реки, и в облаках вода всегда остается водой. До утра еще полчаса, а у тебя – еще одно желание.
- Я искренне желаю тебе добра, демон. Я дарю тебе свободу. Я пожелала. Ты – свободен!
- Это очень дорогое желание, ты знаешь?
- Я пожелала. Я заклинаю всеми силами, подвластными мне, светлым и темным – всем заклинаю: ты свободен!
Крик одинокой души прорезал тишину ночи тысячью ножей и разбил ее на тысячи осколков, со звоном разлетевшихся в стороны. Зеркала словно взорвались изнутри…Последнее, что она услышала, было еле слышное «спасибо».
Утром люди увидели необычайно яркую радугу, перекинувшуюся через обломки стекол, и девушку с кошачьими глазами и счастливой улыбкой на мертвом лице.

- Красиво, - прошептала Наэль.
- Очень. Он перерезал всех его родственников, а она умерла ради него.
- Но разве она не отомстила?
- Нет. Пойдем, нам пора возвращаться.

Их снова окружала темнота леса. Луна спряталась в темных облаках.
- Ну как, Наэль? - Нифль сел на корточки и принялся раздувать остывающие угли. Вскоре оранжевые язычки заплясали на дровах, и пламя радостно рвануло вверх, словно хотело опалить верхушки деревьев. – Вот мой дар. Я вынужден видеть суть вещей, видеть душу человека. Нравится? Хотя, что спрашивать, ты уже выбрала.
- И все-таки мне кажется, так не бывает.
- Как?
- Как ты показал, ведь друзья всегда остаются друзьями, да и враги тоже!
- Скоро ты поймешь, что была неправа.
Девушка отрицательно покачала головой.
- Я ничего не буду тебе доказывать. Ничего не дается просто так, и я попрошу плату за свои услуги, - Нифль улыбнулся. – Если ты все еще настаиваешь на своем, принеси мне каплю крови настоящего друга и настоящего врага. Одной капли хватит. Через год я буду ждать тебя здесь.
- А как же…
- Есть множество дверей, Наэль, но в самый важный момент на пути нет ни одной. Когда ты захочешь сюда вернуться, просто позови меня и шагни в любую из них. Я тебя встречу. А теперь торопись, у тебя дома настоящий ураган, а тебе еще ехать! – последние слова он уже прокричал.
Поднялся ветер, и с деревьев посыпались листья. Некоторые падали прямо в костер и сгорали, не долетая до земли. Резкие порывы почти душили пламя, прижимая его к углям. Посыпался мелкий дождь. С каждой минутой он становился все сильнее, ревела буря, качались и угрожающе скрипели стволы вековых дубов.
- Подожди!
- В тебе течет кровь драконов, Наэль. У тебя есть Сила Мысли и Сила Слова. Стоит тебе пожелать, и ты получишь. Но будь осторожна, это может…
Окончание фразы слилось с воем ветра. Девушка стояла на трассе на выезде из тоннеля, на обочине ее ждала машина. Под ногами в луже растворилась темная тряпка и исчезало пятно крови. Очнувшись, Наэль побежала прятаться от ливня. Часы на телефоне высветили 15:27.




Часть 2. Кровь друга

(1.)
В клубе было темно, душно, накурено, тихо. Вдоль стен светились мониторы компьютеров, двое мальчишек уныло добивали очередной этап «контры». Конопатая девушка-администратор улыбнулась и оторвалась от пасьянса.
- Вам машину? – деловито спросила она, открывая окно управления сетью. – Есть пятая, шестая, восьмая и одиннадцатая, но там дисковода нет. Будете работать?
- Нет, спасибо, я к Редану.
Дружелюбная улыбка сменилась вежливо-холодной.
- Вам назначено?
- Я по личному вопросу.
С презрительной усмешкой администратор оглядела гостью, фыркнула и кивнула куда-то в темноту.
- Он у себя. Проходите.
Наэль прошла мимо диванов и барной стойки в глубь комнаты, в углу приоткрыла дверь, и узкая полоска на мгновение осветила противоположную стену.
- Привет, Редан.
- Наэль? – Из-за заваленного папками стола встал молодой человек. – Привет, дорогая! Рад тебя видеть!
Девушка подставила щеку для приветственного поцелуя, высвободилась из объятий, подошла к стене и провела по ней рукой.
- О, красили недавно? – на пальцах остались серые пятна.
- Все сам. – Он развел руками и смешно сделал книксен. – Бюджет не позволяет нанимать рабочих. Присядем? – он показал рукой на диван. – Ну, какими судьбами?
- А Баба-Яга, между прочим, поила-кормила да спать укладывала, а уж потом дело спрашивала.
Редан посмотрел на мокрые следы на ковре, на прилипшее к телу платье и спросил:
- На тебя что, мойщики окон ведро опрокинули?
- Не смешно.
Он молча подошел к шкафу, достал чистую футболку, включил чайник и вышел.

О, это очень ценное качество – не задавать лишних вопросов. Наэль сидела на диване, поджав под себя голые ноги, жевала бутерброд, запивая его кофе, и осматривала кабинет. Рядом сидел Редан.
Серебристо-серые стены, белые светильники, прямые ровные линии, стеклянные столы, ультрасовременная аппаратура. И оранжевый диван. Нелепое яркое пятно, радостно-апельсиновый цвет, в который она ткнула пальцем в магазине года три назад, года все только-только начиналось….
… - А диван пускай будет оранжевым! – засмеялась девушка, рассматривая образцы интерьеров. – Точно такой, как здесь, только оранжевый.
- Да, вы правы, яркое пятно создаст нужный цветовой акцент, подчеркнет фактуру стен и в целом оживит обстановку, – тут же нашелся дизайнер, – и все-таки я настаиваю на ореховом ламинате и черном столе…
- Вся мебель будет серой, и ее будет минимум. – Твердо сказала девушка.
- Она хозяйка, она и решает, – улыбнулся Редан, - делайте все, как она скажет.
- В целом проект готов, завтра я вышлю образцы, и если не будет изменений, рабочие начнут уже в конце недели…

Почти затихнув, дождь с новой силой ударил по стеклам, сильный ветер распахнул чуть прикрытую створку, и по подоконнику потекла вода. На пол слетели бумаги. Наэль встала с дивана и пошла закрывать окна, на ходу опрокидывая чашку с кофе, стоявшую на полу. На ковре осталось бурое пятно.
- Ну, ты в своем стиле, - сказал Редан с укоризной, – хозяйка…
- Не начинай.
- Здесь половина всего твоя. Так что обливай свою половину ковра сколько влезет.
- Редан, - Наэль вздохнула, глядя, как дождь лопает пузыри в лужах. – Я давным-давно сказала свое слово.
- Хочешь, кое-что покажу? Садись. - Пока девушка вертелась на стуле, он выбрал что-то из дисков, вставил в дисковод и с гордым видом отошел в сторону. – Наш первый клип.

Под тихий перебор двух гитар пел мужской голос.

Холодные капли по крыльям промокшим,
И уже не взлететь, уже не взлететь.
Бездушные лица людей прохожих
Мне даруют смерть, даруют смерть.

По улице какого-то города в сумерках шел парень с черными крыльями за спиной. Под стук ударных на асфальт падали черные перья. Суетливые прохожие со злыми лицами задевали его, толкали, кричали, а он молча поднимался и шел дальше под тихую мелодию и голос певца:

А молнии вновь выжигают на небе
Грозовую печать, грозовую печать.
И в последний раз прошептать бы тебе бы,
Но я буду молчать, буду молчать.

Сумерки сгущались, небо разрывали молнии, начался ливень, а он все шел, поднялся по лестнице на какой-то то ли недостроенный, то ли заброшенный дом, на крыше которого играли музыканты.
Парень подошел к краю, со спины слетело последнее перо, он потерял равновесие и упал. Клип закончился тем, что в полете он раскинул руки в стороны, словно пытался взлететь…

- Ну как? – спросил Редан, когда клип закончился.
- Молодцы. Как группу назвали?
- Tenebrae. Это на древнегреческом.
- Знаю, «темнота, мрак».
Заложив руки за спину, молодой человек прошелся по комнате, потом выглянул в окно, расправил занавески, огляделся, задумчиво сказал:
- Вот ремонт уже закончил.… Крутимся потихоньку…
Вроде он говорил еще что-то, но она не слушала. Ей вспомнилось, как когда-то он стоял перед ней, двадцатидвухлетний парень в брюках от дорогого костюма и в испачканной краской футболке и мял в руках записку, написанную ее рукой. Это было из трусости – она не смогла признаться себе, да и ему тоже. Сейчас серо-стальные глаза смотрели очень жестко. Много же тебе пришлось пережить, Редан, если ты так изменился за три года. Прошло уже три года…
- Осколки сломанного мира, в руках зажат обломок стали… - прошептала девушка.
- Мы в играх с совестью шутили, мы в споре с жизнью проиграли, - эхом отозвался он. – Я люблю тебя, Наэль.
- Пора прекращать, Дан, пока все не превратилось в сюжет сопливого женского романа.
Некоторое время оба молчали. В стекла яростно стучали капли, на компьютере играла ее песня. Наэль на минуту замерла, вслушиваясь в собственный голос. Мысли беспорядочно болтались в голове,
- А я сделал себе татуировку.
Он молча стянул футболку и повернулся спиной. От лопаток вдоль позвоночника до поясницы чернели сложенные крылья наподобие тех, что рисуют ангелам. Выглядело очень натурально, и в свете молнии казалось, что отдельные перья чуть шевелятся. В небе громыхало, неоновое освещение мигнуло и погасло, системный блок загудел и выключился. Снова полыхнула молния, от горизонта до горизонта покатился гром.
Редан наклонился и поцеловал ее. Сопротивляться не хотелось….

- Знаешь, Дан… - она смотрела, как он перебирает ее пальцы. – Мы с Йергесом… Мы расстались. Через месяц после моего дня рождения.
- Слышал. Хочешь его вернуть?
- Зачем? В какой-то момент все стало как-то сложно, натянуто…
- Значит хочешь.
- Наверное…
- За три года многое изменилось, и с моей стороны было бы глупо пытаться….
- Спасибо, что понимаешь… Теперь про нас можно писать роман. Сюжет уже готов.
- Вот и напиши, ты же у нас писатель?
- Я уехала. Звони.
Она встала, быстро надела мокрое платье, взяла меч, передернула плечами и выбежала, оставляя позади что-то очень важное….


(2.)
Радио зашипело, песня оборвалась на середине.
«В тебе течет кровь драконов, Наэль. – Медленно-медленно, как патока, слово тянулось за словом. - У тебя есть Сила Мысли и Сила Слова. Стоит тебе пожелать, и ты получишь. Будь осторожна, это может стоить очень дорого. Пиши книги, иди в политику, - говорил кто-то, - или устраивайся работать на телевидение. Ты преуспеешь везде, где нужно уметь говорить, убеждать и рассказывать. Тебя будут слушать, тебе будут верить.
Чем бы ты ни занималась, Наэль, ты будешь вкладывать частичку себя, своей души. Боюсь, ты отдашь слишком много. В тебе – золотая кровь драконов. У тебя есть Сила Мысли и Слова. Все в твоих руках.»
- Нифль? Это ты?
В ответ радио снова зашипело, слова становились все тише, пока не исчезли совсем.
Кажется, такие послания называются «белый шум». Есть теория, что на пустых волнах радио или каналах телевизоров можно поймать сообщения из потустороннего мира. На некоторых записях отчетливо слышались угрозы, некоторые голоса просили о помощи, кому-то хотелось что-то передать живым.
Наэль выключила приемник, достала диск из сумки и выбрала случайную мелодию.
Машина ехала по вечернему городу. Желтые фонари на площади Тысячи Звезд отражались в лужах, люди выходили гулять в их свете, таком фальшиво-праздничном, как этикетки карамели, что они ели и кидали тут же, под колеса проезжающим мимо. Наэль любила этот город, грязный и серый поздней осенью, замерзающий зимой, медленно просыпающийся в марте, и вот такой, мокрый и тоскливый, прощающийся с летом. Ей нравилось разгоняться на центральных улицах и нестись на бешеной скорости куда-то за город, где темнота выскакивает из-за поворота с криком «Бу!» и не оставляет тебя до ближайшего поселка.
Нужно было ехать еще быстрее, еще сильнее давить на педаль, еще громче включить динамики, еще сильнее сжать зубы, еще крепче держать руль… Нужно было вовремя сказать «стоп» прошлому, нельзя играть на чувствах любимых…Любимых? Друзей.
Пусть будет – друг.
И все-таки не вовремя, так не вовремя…

(3.)
« Сила приходит, когда ее зовут», - говорил когда-то Мастер.
Наэль медленно ехала по узкой улице и внимательно смотрела на номера домов, чтобы не пропустить нужный.
Серый высокий забор, кованые ворота, а за ними в беседке, оплетенной виноградом, сидит человек, лучше которого клинком не владеет никто. Это мастер мечей, или просто Мастер. Он не боится, он просто не любит, когда ребятня с улицы мешает ему своими играми. Он ведет свои. Он мудр, но не стар, он силен, хоть и не молод. Никто из его учеников, а их было немало, не зовет его по имени. У него короткие волосы, небольшая щетина, одет он в серые брюки и темно-синюю рубашку, каждый вечер он сидит во дворе своего дома и ждет. Он еще ни разу не ошибся в имени того, кто к нему приходил.

- Добрый вечер, Мастер.
- Добрый, Наэль. Проходи.
Скрипят тяжелые створки ворот, Мастер не любит калиток и узких дверей.
- Идем, Наэль, по дороге расскажешь.

У Мастера довольно большой участок, и чтобы пройти из одного конца в другой, уходит около часа. Когда-то он купил его, чтобы построить большой дом, завести детей, и на их совершеннолетия подарить им землю. С семьей что-то не сложилось, и десять комнат так ни разу и не услышали детского смеха. Зато позади дома раскинулся целый парк. Как однажды сказал Мастер, каждое дерево он посадил в память о хорошем человеке, которого знал.

- С каждым годом их становится все больше…
- Да, Наэль. Хорошие люди уходят.
- И вам не грустно, Мастер?
- Я тоже уйду, но надеюсь, что кто-то посадит дерево в своем саду в память обо мне.
- Они говорят с вами?
- Конечно, у деревьев тоже есть души. Мне очень приятно смотреть на них весной, когда им хорошо и они цветут. Иногда я подолгу разговариваю вон с тем кленом и сосной. На следующей неделе я закончу скамейку и поставлю ее рядом с ними.
- Вы не чувствуете себя как на кладбище?
- Отнюдь. Здесь я всегда среди друзей.
- Я хотела спросить насчет силы, Мастер. Вы говорили, что ее можно позвать…
- Можно.
- А как быть, если не я, а она сама меня нашла?
- Расскажи.

Они медленно шли вниз к реке, обозначавшей конец владений Мастера. За рекой начинались поля, уже скошенные, но еще не вспаханные; солнце садилось в облака. Иногда, проходя мимо недавно посаженных деревьев, Мастер грустнел и отворачивался.
Закат поливал золотом воду, толстой кистью красил небо и размывал границы между цветами, далекий восточный горизонт уже подмигивал звездами, над самой головой еще кружили последние ласточки.

- Я не знаю, что мне с этим делать.
- Ты подтвердила свое участие в договоре, Наэль, теперь выполняй его условия.
- Но я же…
- Придется драться. Как я тебя учил. Отстаивать свое.
- Мастер…
- Мы живем сегодня и завтра. Лишь глупцы сожалеют о дне вчерашнем.

Становилось все темнее. В траве под ногами щелкали сверчки, бегали лесные мыши. Над головой перешептывались деревья. Возможно, он была прав, и они действительно знали тех, в память о ком были посажены.

- У вас есть враги, Мастер?
- Как и у всех. Но настоящий враг, как и настоящий друг, только один.
- Я приеду через несколько дней. Можно?
- Конечно.

Ворота закрылись на тяжелый засов, Наэль села в машину и немного посидела в темноте, не зажигая света и не заводя мотор. Мастер, наверняка, сидит сейчас в беседке у реки и говорит с деревьями, подумалось ей. Она ехала по проселку, по трассе, по городу и думала о том, что сказал Мастер, и о том, в чью память она бы посадила цветок.

(4.)
Солнце спряталось за деревья, растущие у обочины, и сквозь редеющую листву подмигивало оранжевым глазом. Мимо протарахтел грузовик и скрылся в туче пыли и песка; Наэль быстро подняла ветровое стекло, закашлялась, свернула направо к полям, остановила двигатель и вышла. Далеко-далеко на горизонте в облаках, похожих на прибрежные скалы, таял густо-красный диск. С востока медленно ползла ночь, и ее темно-звездное покрывало растягивалось все шире, трепеща на ветру. Было очень тихо, сюда не доносился шум трассы, молчали птицы, еле слышно шепталась трава у дороги. Девушка прижала ладони к ушам и отпустила – нет, она не оглохла: всю свою жизнь она прожила в городе, ощущение тишины было ей незнакомо.
«Мутация на генном уровне, коллеги. С такой формой мы сталкиваемся впервые, ну что ж, будем изучать…» - передразнивая усатого лектора в белом халате, повторил внутренний голос.
Она подняла меч, резко развернулась и сделала рубящее движение в сторону. Вывернутая кисть правой руки заныла от боли, меч продолжил движение и застрял в стволе дерева. Наэль села, прислонилась спиной к изрезанной коре, закрыла глаза.
- Золотая кровь… - прошептала она сама себе. – Ты уникальна. Ты довольна? Теперь тебе с этим жить…
Некоторое время она сидела, молча, вслушиваясь в то, как ветер разгоняется на открытом пространстве. Зазвонил телефон.
- Привет, Эмилья!
- О, Наэль, зайчик, как узнала, что это я?
- Да, блин, определитель на что?
- А, ну да…
- Чего нового?
- Да так, ничего вроде. А у тебя есть рабочий Йергеса?
- А чего он тебе сдался?
- Да звоню ему на мобильный, не отвечает…
- Да не телефон, Йергес сам зачем?
- Помочь хотела попросить, хм, с работой.
- А…
- Ну, мы же с ним друзья, такие хорошие друзья, вы же все равно уже полгода как …
Эмилья еще что-то говорила, оправдывалась, доказывала, Наэль молча кинула телефон в траву.
Перед глазами, как нарезка из фильмов, плыли сцены на дружеских вечеринках, прогулках, в барах, на отдыхе… Эмилья всюду была рядом. Вот она ненароком прислонилась к нему, вот она строит ему глазки, вот она заходит к нему в ванну якобы за полотенцем. Сознание подкидывало все новые и новые примеры, и от этого становилось еще противнее.
Лучшая подруга…

Задушевная девичья беседа затянулась до позднего вечера. Вторая бутылка вина подходила к концу, косточки были перемыты, журналы пересмотрены, казалось бы, уже все возможные темы разговоров были перебраны, но оставалась еще одна – извечная. Долгая, верная женская дружба. С первого класса.
- А помнишь, как мы в Диму вместе влюбились?
- Ага, вот дуры мы были!
- Из-за такого придурка ссорились! Я тогда еще хотела тебе на новый свитер компот вылить в столовой!
- А-ха-ха! И мы на Мирку его вылили!
- Эмилька, мне нужна твоя кровь…
- Ты что, в вампиры подалась?
- Да я серьезно!
- Зачем?
- Ну нужно!
- Ну ладно. Куда тебе?
- Да мне одна капля нужна!..

Из кармана ветровки девушка достала маленькую баночку с парой капель крови и с силой запустила в ближайшее дерево. Стекло разлетелось на сотни осколков, они упали в пожухлую траву.
«Не верь и не доверяй никому, - прошелестел ветер голосом Нифля, - а опасней всего верить тем, кого считаешь лучшими друзьями. Рука друга, ударяющая в спину, всегда бьет больнее. Нет настоящих друзей, есть лишь те, кого ты ими считаешь…»
- Нифль! – девушка испуганно оглянулась. – Нифль?
- Ах-х-хэль, - ветер дунул в ухо и положил к ногам желтый дубовый и красный кленовый листок. - Ах-х-хэль! - Дохнул он снова пряным запахом и умчался куда-то вдаль.

(?)
- Я сама подъеду, дождись!
Они сидели в баре почти как раньше, парень тянул пиво, девушка вертела соломинку в бокале с коктейлем, рассказывала что-то о драконах, о даре, о договоре, о двух каплях крови, о Эмилье, о ветре. На столе рядом с пепельницей лежали красный и желтый листья. За широкими окнами царила осень.
- Ты не жалеешь, Наэль?
- Иногда, - медленно проговорила девушка. – Когда все, о чем думаешь, сбывается. Мой роман приняли на конкурс. Я знаю, я займу второе место, получу предложение от издательства… Странно, правда?
- Ты ведь всегда так хотела…
- Меня это как-то не радует…
- Может, депрессия?
- Нет, просто как-то пусто внутри… - Она допила коктейль, полистала меню, заказала еще один. – Когда что-то получаешь легко, нет никакой радости. Уходит ощущение чуда… - Она задумчиво смотрела в небо. - Пошел бы сейчас дождь….
- А по поводу твоих размышлений насчет Эмильи - забудь, хочу тебе сказать. Нет настоящих друзей. Мы все – эгоисты. Есть короткое перемирие в борьбе за лучший кусок. Я солдат, ты солдат, сколько людей, столько и армий, и правду можно найти на любой стороне, вот только примешь ли ты ее…
- Я часто думаю, что жили бы мы в средневековье, все было бы намного проще и понятнее. Рыцари, честь, поединки… Тогда люди были лучше. Честнее, что ли. Если враг – то настоящий, если друг – то верный, а любовь – как в книжках старых пишут. Такая жизнь яркая, словно нарисована свежей краской, сейчас на этом всем толстый слой копоти, грязи, пыли, ты посмотри – все в сером налете от жадности, злобы, эгоизма…
- Все смертные грехи перечислить собралась? Наэль, ну подумай… Откуда мы узнаем о тех временах? Из книг? А кто их писал? И неужели им не хотелось выглядеть благородными и честными в глазах потомков? Времена меняются, это нравы все те же.
На сине-сиреневом небе собирались облака, клубились, переговаривались, сверкали молнии.
- Нам дали в руки мечи, Наэль. Узаконили дуэли. Разве мы все сразу стали рыцарями? Честь – это в крови, этого нет в учебниках. Детей с десяти лет обучают фехтованию, в шестнадцать с разрешения властей любой с мечом в руках выйдет на улицу. Да, сталь честнее пистолетов, но это тоже оружие, холодный металл, которому все равно, за что он убивает. Твое место не здесь, Наэль. Наверное, и вправду у тебя золотая кровь, ты словно из другого мира…
- Лишь шорох шин по мокрому асфальту…
Где цвет дождя становится невидим,
где сердца стук размножен многократно
и пульс отсчитывает наши годы,
мы таем здесь, среди снегов бесцветных,
среди лесов из камня и бетона,
мы видим то, что тень отбрасывает в свете,
и звон ключей, на звон меча похожий,
терзает души, опоздавшие на годы.
Нам снятся горы, города и реки,
Не черные от бытовых отходов,
И небо снится бледно-голубое,
И крылья сильные орлов, парящих в выси.
Мы - дети, опоздавшие на годы.
Мы верим в завтра в мире без надежды,
Мы ищем счастье в мире иллюзорном,
Но почему мы родились не в ту эпоху
Не скажет ветер, мертвый от удушья,
Не скажет дождь, несущий только холод,
Цветок не скажет, выросший средь камня.
Редан! Это же про нас с тобой сказано! Ты помнишь, как мы с тобой мечтали? Я же могу все изменить! Ведь ты по-прежнему…
- Нет. Если так когда-то и было, то сейчас все по-другому. Я не могу, да и не хочу уже ничего менять.
- У тебя за спиной крылья, ты мог бы летать… Но с каждым днем они становятся все тоньше, и однажды, когда ты захочешь взлететь, Редан, ты упадешь. Прощай.
Она достала из кошелька несколько купюр, кинула их на стол рядом с недопитым коктейлем, застучала каблуками по полу, хлопнула дверью. Ветер, ворвавшийся в бар, смёл два листка со стола и принес запах мокрого города.

Часть 3. Кровь врага.

Человеческому существу страх смерти свойственен от природы, нам с детства внушают ценность жизни и священный трепет перед ликом вечности. Еще говорят, есть особый запах смерти. Я всю жизнь скептически относилась к таким вещам, считая их не более чем легендой, глупыми детскими страшилками и байками бывалых патологоанатомов.
Страха смерти, как оказалось, нет, а вот пресловутый ее запах существует, и сладковато-кислым осадком ложится сейчас где-то в глубине горла.
На моих джинсах кровь. И моя, с примесью золота, и чужая. Я стою в луже этой крови и смотрю, как пропитывается и темнеет красивая фактурная ткань моих брюк. Мелкая дрожь начинается с кончиков пальцев руки, через двадцать секунд меня уже колотит в сильном ознобе.
Нужно найти телефон, вызвать стражей, врачей, зафиксировать смерть, получить печать на запястье, подписаться о невыезде, нужно что-то делать. Нельзя стоять, как столб, над тремя телами и задыхаться, тут кровь…
Алая, алая кровь… Она везде. Мелкие капли блестят на стенах, блин, как они давят!
Алая кровь застилает глаза, они болят, их хочется закрыть, закрыть навсегда и уснуть.… Уснуть сладким-сладким сном, спать долго, не просыпаясь… никогда.
Я обернулась. Циэл лежит на балконе. Он хотел отдышаться, хрипел, стонал, полз к воздуху, и на сером линолеуме оставались длинные следы.
… Я стояла недалеко от окна и смотрела, как последний подонок отплевывался, как разворачивался и, дружелюбно улыбаясь, вытаскивал из сапога тонкий длинный кинжал.… Как банально – нож из сапога! Как нарочито медленно он вытягивал руку для броска, так же, скотина, он падал грудью меч Ция…
Мой друг уже не дышит, сердце давно остановилось, и кровь вытекла. До сих пор в ушах его крик – вправо! Вот потому я отделалась только распоротым бедром.
Я стою возле окна, меня бьет крупная дрожь, телефон лежит в сумке в прихожей, идти-то метров десять, не больше, но я точно знаю – я не дойду, чуда не случится, машина стражей случайно не появится на окраине Старого Города. Чудес не бывает, это я поняла тогда, когда брата увозили после такой же бойни, как сейчас. Голову пришить можно, но человек выживает только чудом, а их нет.
Я когда-то думала, что умирать – страшно, больно, холодно. В детстве я представляла свою пафосную смерть довольно часто, особенно если меня наказывали, мне хотелось умереть, чтобы родители все поняли, пожалели о моей загубленной душе и долго плакали над моим бренным пятилетним телом. В подростковом возрасте мне хотелось умереть еще чаще, но уже из протеста против несправедливости мира, вроде как в другом мире все намного лучше. Вспоминаю, и смешно становится от собственной глупости.
Но вот когда сидишь, упираясь спиной в батарею, крепко прижимаешь руку к бедру, а кровь пульсирует и не думает останавливаться – у меня перерезана артерия – то понимаешь, что вот она, смерть, и никакая не костлявая, и лицо у нее вполне человеческое, и глаза внимательно смотрят в твои, губы что-то шепчут, но я уже ничего не слышу, меня обволакивает мягкое золотистое тепло…

Я снова в лесу. Я могу это понять без глаз, ушей и носа, я уже научилась чувствовать и даже определять, в какой именно части я стою, какие деревья меня окружают, как называется трава, которая сейчас пробивается через опавшие листья, что за птица раскачивает ветку. Нифль пытался научить меня многим вещам, он говорил, что нужно дышать, как лес, нужно слышать, как деревья, нужно видеть, как облака. Он говорил когда-то, что у меня все получится, нужно только захотеть и освободиться от чего-то. Чтобы стать частью нового, нужно перестать быть частью старого.
«За все нужно платить, - говорил Мастер, - и за свою жизнь мы часто платим чужой смертью».
Я поворачиваюсь к солнцу спиной и иду, я не знаю, почему я делаю именно так, но что-то внутри меня твердит, что так правильно, и я подчиняюсь. Через некоторое время я выхожу на трассу, самую настоящую, с асфальтовым покрытием и белой разметкой на четыре полосы.
- Привет, решила принять предложение?
Я поворачиваюсь, услышав за спиной знакомый голос.
- Какое? – Я растерянно улыбаюсь Нифлю.
- Остаться.… Теперь тебе некуда возвращаться.
- Что значит… некуда… Я … - Я медлю, как-то не получается сразу произнести, не укладывается это у меня в голове – ведь я говорю, дышу, думаю – cogito ergo sum как-никак!
- Ты умерла. – Он сказал это так просто и буднично, словно каждый день сообщает кому-то эту радостную новость.
- Но я не хочу! Я ведь могу что-то сделать! Или…
- Или нет, - говорит он, садится на обочину и раскуривает трубку. – Желания закончились - рыбка золотая сдохла. - Меня передернуло от такого сравнения. - А, думаешь, Цирелу хотелось умирать?
Я опустила глаза, мне нечего было ответить. Пока я сидела на полу там, в квартире Старого Города, я не могла понять, почему он пошел в последний момент против своих, подставляя себя под удар, защищая меня из последних, как ни громко это звучит, сил. Сейчас все стало как-то просто и понятно, все встало на свои места. Нет настоящих друзей, есть те, кого ты считаешь друзьями. То же и с врагами, жизнь – сложная штука, и ты не знаешь, какой стороной она повернется к тебе сегодня.
И вообще, вдруг подумала я, зачем нужно делить людей на группы, причислять их к каким-то категориям, объединять их под понятиями, зачем мы постоянно усложняем себе жизнь миллионами условностей? Но с другой стороны, разделив все по коробочкам, расставив коробочки по полочкам, мы сами для себя создаем некую иллюзию порядка, нам очень нравится чувствовать себя могущественными, ведь нам кажется, что мы управляем своей жизнью. Каким же все это кажется глупым, мелким и бессмысленным, когда у тебя пытаются отнять жизнь, и как отчаянно ты цепляешься за любую соломинку, за подол человека с косой, со скальпелем, или с мечом, да какая собственно разница – кто отнимает у тебя жизнь?
Я присела на траву рядом с Нифлем, попросила у него трубку, затянулась и отдала обратно – табак был слишком крепким и с добавлением каких-то трав, мне не понравился. Так мы и сидели около получаса, он курил, я молча смотрела перед собой. Когда проходит первый эмоциональный всплеск, а за ним второй, третий и четвертый, сознание наполняется безразличием, тягучим и всеобъемлющим. Не хочется больше никуда бежать, не хочется ничего делать. Все, чем я жила, о чем мечтала, отныне потеряло смысл. Наверное, человек умирает не тогда, когда останавливается сердце и мозг прекращает работу из-за отсутствия кислорода. Смерть приходит заранее и потихоньку стирает все, что связывает его с жизнью. У меня рвутся последние нити.
- Чего нового? – Конечно, вопрос был глупый, но молчание уже стало раздражать.
- Да так, - со вздохом сказал Нифль и выпустил кольцо дыма.
- Откуда дорога?
- С севера. – Таким же бесцветным голосом, в тон мне ответил он.
- Мы по-прежнему у тебя дома?
- Да.
- А дорога тебе зачем, ты же в лесу живешь?
- Захотелось – вот и появилась. Снорри захотелось.
- Это кто?
- Хозяин Зимы.
- А… - протянула я. – Понятно… Есть еще хозяин Лета и Хозяин Весны?
- Нет, у Лета есть Хозяйка.
- И ты со всеми общаешься?
- Нет, только со Снорри.
- Почему?
- По кочану.
- Ты чего-то не в настроении?
Он отмахнулся, вытряхнул трубку, постучал ей по асфальту, набил свежим табаком и раскурил.
- Думаешь, мне сильно весело оттого, что ты сейчас лежишь там, мертвая, батарею подпираешь? Скажи, зачем ты полезла во всю эту заваруху? Чем тебе не сиделось дома спокойно? У тебя работа, книга недописанная.… Теперь вот половина того, что должно было случиться в будущем, не произойдет. Скажи, на кой тебе Редан сдался? Что за современный детектив? Обкурился парень, вышел к окну подышать, вывалился. Все, никакого криминала.
- Он ко мне приходит.… Зовет с ним…
- Ага, и ты уши развесила, слушаешь, чуть сама не прыгнула с крыши?
- Он – друг…
- Наэль, он умер! Да кто угодно может к тебе приходить и называться Реданом! Мало ли желающих через тебя в ваш мир попасть? А где один, там и двадцать один. Пойдем к Снорри, чай пить будем.
Нифль встал, помог мне подняться, я одернула джинсы, кстати, абсолютно чистые и целые, поправила пояс, сняла и выкинула в кусты кольцо для меча – зачем оно мне теперь?
Мы шли не сказать, чтобы долго, но в какой-то момент лес по бокам дороги стал меняться, деревья – редеть, листья все чаще лежали на земле, а не на ветках, лужицы на обочинах блестели тонким льдом. Мы медленно, но верно приближались к зиме, как если бы начало октября за час стало серединой, потом концом ноября, и, наконец, декабрем.
Холода не ощущалось, Нифль, по-видимому, тоже вполне удобно чувствовал себя в тонкой шелковой рубашке, плащ на плечах не имел никакого практического значения, так, скорее для красоты и завершенности образа.
Снорри встретил нас возле приметного раскидистого дуба, на нижней ветке сидел филин.
- Привет! – крикнул мужчина и помахал пухлой рукой, птица на дереве ухнула, приветствуя гостей.
Снорри очень смахивал то ли на шведа, то ли на финна белой кожей, голубыми глазами и соломенно-светлыми волосами. Одет он был в вязаный свитер с оленями, толстые штаны и теплые сапоги, очень похожие на оленью шкуру. Нифль по сравнению с ним был загорелым жителем юга, хотя где уж под осенним солнцем загорать.
Меня представили, я сделала книксен и улыбнулась. Потом мы долго пили чай с вареньем из очень зимней ягоды клюквы, мужчины курили на крыльце, я ходила вокруг дома и от скуки сбивала сосульки с крыши.
В ответ на удивление Нифля о сосульках Снорри покраснел и смущенно признался, что они остались после последнего визита Хозяйки Лета.
С такими приключениями я чувствовала себя Падчерицей из «12 месяцев», из начала весны в моем мире я попала в осень к Нифлю, а сейчас гуляю по зиме. Подобные ассоциации напомнили о незавидной участи моего тела возле холодной батареи, я тяжело вздохнула и села на крыльцо рядом с Хозяевами. Мы сидели дотемна, потом началась метель, и мы засобирались домой.
Какие же разные у нас у всех понятия о доме! Для Нифля это его осенний лес, для Снорри – его заснеженные равнины, для кого-то дом - это большое двухэтажное строение на выезде из Нового Города, а для меня… для меня в какой-то момент дом перестал существовать. Есть квартира, где я жила, есть квартира родителей, еще есть дача … но нет того места, где сердце, куда хочется вернуться после работы, где тебя ждут… В какой-то момент все исчезло, а причина короткое слово из пяти букв – смерть. Да и не в этом дело, наверное. Просто некуда возвращаться, хотя и хочется, очень хочется.
Мы шли в темноте по шоссе, и я спросила:
- Нифль, скажи, вот хотя бы теоретически я могу вернуться обратно?
- Я тоже хотел поговорить об этом. Вернуть тебя, в принципе, можно, но…
- Что?
- Ты помнишь наш спор?
- О врагах и друзьях?
- Да. О капле крови настоящего друга и настоящего врага.
- Ты оказался прав. Я не смогла, и, наверное, нельзя найти хоть каплю такой крови крови.
- Да, с Эмильей все было просто, а вот Цирел, кто бы мог подумать…
- Ты все видел… - я уже не спрашивала, я просто сказала.
- О, это было очевидно. Но не забывай, ты не выполнила одно из условий твоего дара, и поэтому мне придется его забрать, только это не так-то просто, поэтому я его немного изменю, - Нифль остановился у дуба, где начиналось Царство Осени, переступил границу, отвернулся от меня, прошептал, - извини…
Поднялся очень сильный холодный ветер, луна над землей Зимы мигнула и на минутку погасла, на болотах дружно завыли волки.
- Извини, - еще раз повторил Нифль. – И попытайся понять, по-другому нельзя, здесь не я устанавливаю законы. Отныне все, что ты подумаешь, скажешь и напишешь, будет сбываться. Твое творчество обернется против тебя. Если хочешь вернуться домой и прожить еще несколько месяцев, то делай это сейчас, скорее, я не смогу долго отвлекать Его внимание.
Я молча кивнула в знак согласия и благодарности.
Мир снова поплыл передо мной, в глазах потемнело, в реальность меня вырвала дикая боль.

Через две с половиной недели, когда меня выписали из больницы, я снова пошла в оранжерею, девушка-флорист меня узнала, и вместе выбрали маленькую вечнозеленую елочку с мягкими иголками. Цирел любил, когда его звали Ци – на каком-то из языков Востока это означает «жизнь». Я посадила еще одно дерево в память о хорошем человеке – пусть душа Цирела живет в нем.


продолжение в комментах.

Сегодня я во сне замуж вышла. За моего прынца ненаглядного. Причем я была в красном платье, волосы в красный красила, но почему-то краску смыть забыла, и к концу церемонии все растеклось по лицу. Прынц мой ваще в джинсах пришел, и потом у папы у своего светлые брюки одадживал. Свадьба дибильная какая-то была, почему-то королева-мать недовольная сидела.

Мне не понравилось, и свадьба повторилась. Я была уже в белом платье, у нас квартира своя вдруг появилась... ТОже дибильная (хе-хе). Типа первая брачная ночь, все красиво, а на утро у меня ребенок появляется. Я рожаю ребенка, девочку Леночку. Очень расстраиваюсь, что не мальчика. И проверяю ей памперс, пока она лежит рядом с моим племяшем... Причем выглядят они на один возраст - Илюхе полгода - и ей...

Утром проснулась, ощущение приятное, будто и вправду замуж вышла.

Эх. куда мне сейчас замуж? Но во сне мне очень понравилось..

А вот это - мое, вот тут я пробовала свои силы в описании.. чего-то не очень сопливого.
На мой взгляд - в принципе неплохо, хотя если я начну копаться, то ваще выкину все к чертям.

- кусочек из рассказа, который я, видимо, никогда не закончу -
Человеческому существу страх смерти свойственен от природы, нам с детства внушают ценность жизни и священный трепет перед ликом вечности. Еще говорят, есть особый запах смерти. Я всю жизнь скептически относилась к таким вещам, считая их не более чем легендой, глупыми детскими страшилками и байками бывалых патологоанатомов.
Страха смерти, как оказалось, нет, а вот пресловутый ее запах существует, и сладковато-кислым осадком ложится сейчас где-то в глубине горла.
На моих джинсах кровь. И моя, с примесью золота, и чужая. Я стою в луже этой крови и смотрю, как пропитывается и темнеет красивая фактурная ткань моих брюк. Мелкая дрожь начинается с кончиков пальцев руки, через двадцать секунд меня уже колотит в сильном ознобе. У меня очень болит левый бок, по-видимому, от сильного удара у меня треснули ребра.
Нужно найти телефон, вызвать стражей, врачей, зафиксировать смерть, получить печать на запястье, подписаться о невыезде, нужно что-то делать. Нельзя стоять, как столб, над тремя телами и задыхаться, тут кровь…
Алая, алая кровь… Она везде. Мелкие капли блестят на стенах, блин, как они давят!
Алая кровь застилает глаза, они болят, их хочется закрыть, закрыть навсегда и уснуть.… Уснуть сладким-сладким сном, спать долго, не просыпаясь… никогда.
Я обернулась. Цирел лежит на балконе. Он хотел отдышаться, хрипел, стонал, полз к воздуху, и на сером линолеуме оставались длинные темные следы.
… Я стояла недалеко от окна и смотрела, как последний подонок отплевывался, как разворачивался и, дружелюбно улыбаясь, вытаскивал из сапога тонкий длинный кинжал. Как банально – нож из сапога! Как нарочито медленно он вытягивал руку для броска, так же, скотина, он падал грудью на меч Ция…
Мой друг уже не дышит, сердце давно остановилось, и кровь вытекла. До сих пор в ушах его крик – вправо! Вот потому я отделалась только распоротым бедром.
Я стою возле окна, меня бьет крупная дрожь, телефон лежит в сумке в прихожей, идти-то метров десять, не больше, но я точно знаю – я не дойду, чуда не случится, машина стражей случайно не появится на окраине Старого Города. Чудес не бывает, это я поняла тогда, когда брата увозили после такой же бойни, как сейчас. Голову пришить можно, но человек с такой травмой выживает только чудом, а их нет.
Я когда-то думала, что умирать – страшно, больно, холодно. В детстве я представляла свою пафосную смерть довольно часто, особенно когда меня наказывали, мне хотелось умереть, чтобы родители все поняли, пожалели о моей загубленной душе и долго плакали над моим бренным пятилетним телом. В подростковом возрасте мне хотелось умереть еще чаще, но уже из протеста против несправедливости мира, вроде как в другом мире все намного лучше. Вспоминаю, и смешно становится от собственной глупости.
Но вот когда сидишь, упираясь спиной в батарею, крепко прижимаешь рукой к бедру разорванные джинсы, а кровь пульсирует и не думает останавливаться – у меня перерезана артерия – то понимаешь, что вот она, смерть, и никакая не костлявая, и лицо у нее вполне человеческое, и глаза внимательно смотрят в твои, губы что-то шепчут, но я уже ничего не слышу, меня обволакивает мягкое золотистое тепло…

читать дальшеЯ снова в лесу. Я могу это понять без глаз, ушей и носа, я уже научилась чувствовать и даже определять, в какой именно части я стою, какие деревья меня окружают, как называется трава, которая сейчас пробивается через опавшие листья, что за птица раскачивает ветку. Нифль пытался научить меня многим вещам, он говорил, что нужно дышать, как лес, нужно слышать, как деревья, нужно видеть, как облака. Он говорил когда-то, что у меня все получится, нужно только захотеть и освободиться от чего-то. Чтобы стать частью нового, нужно перестать быть частью старого.
«За все нужно платить, - говорил Мастер, - и за свою жизнь мы часто платим чужой смертью».
Я поворачиваюсь к солнцу спиной и иду, я не знаю, почему я делаю именно так, но что-то внутри меня твердит, что так правильно, и я подчиняюсь. Через некоторое время я выхожу на трассу, самую настоящую, с асфальтовым покрытием и белой разметкой на четыре полосы.
- Привет, решила принять предложение?
Я поворачиваюсь, услышав за спиной знакомый голос.
- Какое? – Я растерянно улыбаюсь Нифлю.
- Остаться.… Теперь тебе некуда возвращаться.
- Что значит… некуда… Я … - Я медлю, как-то не получается сразу произнести, не укладывается это у меня в голове – ведь я говорю, дышу, думаю – cogito ergo sum как-никак!
- Ты умерла. – Он сказал это так просто и буднично, словно каждый день сообщает кому-то эту радостную новость.
- Но я не хочу! Я ведь могу что-то сделать! Или…
- Или нет, - говорит он, садится на обочину и раскуривает трубку. – Желания закончились - рыбка золотая сдохла. - Меня передернуло от такого сравнения. - А, думаешь, Цирелу хотелось умирать?
Я опустила глаза, мне нечего было ответить. Пока я сидела на полу там, в квартире Старого Города, я не могла понять, почему он пошел в последний момент против своих, подставляя себя под удар, защищая меня из последних, как ни громко это звучит, сил. Сейчас все стало как-то просто и понятно, все встало на свои места. Нет настоящих друзей, есть те, кого ты считаешь друзьями. То же и с врагами, жизнь – сложная штука, и ты не знаешь, какой стороной она повернется к тебе сегодня.
И вообще, вдруг подумала я, зачем нужно делить людей на группы, причислять их к каким-то категориям, объединять их под понятиями, зачем мы постоянно усложняем себе жизнь миллионами условностей? Но с другой стороны, разделив все по коробочкам, расставив коробочки по полочкам, мы сами для себя создаем некую иллюзию порядка, нам очень нравится чувствовать себя могущественными, ведь нам кажется, что мы управляем своей жизнью. Каким же все это кажется глупым, мелким и бессмысленным, когда у тебя пытаются отнять жизнь, и как отчаянно ты цепляешься за любую соломинку, за подол человека с косой, со скальпелем, или с мечом, да какая собственно разница – кто отнимает у тебя жизнь?
Я присела на траву рядом с Нифлем, попросила у него трубку, затянулась и отдала обратно – табак был слишком крепким и с добавлением каких-то трав, мне не понравился. Так мы и сидели около получаса, он курил, я молча смотрела перед собой. Когда проходит первый эмоциональный всплеск, а за ним второй, третий и четвертый, сознание наполняется безразличием, тягучим и всеобъемлющим. Не хочется больше никуда бежать, не хочется ничего делать. Все, чем я жила, о чем мечтала, отныне потеряло смысл. Наверное, человек умирает не тогда, когда останавливается сердце и мозг прекращает работу из-за отсутствия кислорода. Смерть приходит заранее и потихоньку стирает все, что связывает его с жизнью. У меня рвутся последние нити.
- Чего нового? – Конечно, вопрос был глупый, но молчание уже стало раздражать.
- Да так, - со вздохом сказал Нифль и выпустил кольцо дыма.
- Откуда дорога?
- С севера. – Таким же бесцветным голосом, в тон мне ответил он.
- Мы по-прежнему у тебя дома?
- Да.
- А дорога тебе зачем, ты же в лесу живешь?
- Захотелось – вот и появилась. Снорри захотелось.
- Это кто?
- Хозяин Зимы.
- А… - протянула я. – Понятно… Есть еще хозяин Лета и Хозяин Весны?
- Нет, у Лета есть Хозяйка.
- И ты со всеми общаешься?
- Нет, только со Снорри.
- Почему?
- По кочану.
- Ты чего-то не в настроении?
Он отмахнулся, вытряхнул трубку, постучал ей по асфальту, набил свежим табаком и раскурил.
- Думаешь, мне сильно весело оттого, что ты сейчас лежишь там, мертвая, батарею подпираешь? Скажи, зачем ты полезла во всю эту заваруху? Чем тебе не сиделось дома спокойно? У тебя работа, книга недописанная.… Теперь вот половина того, что должно было случиться в будущем, не произойдет. Скажи, на кой тебе Редан сдался? Что за современный детектив? Обкурился парень, вышел к окну подышать, вывалился. Все, никакого криминала.
- Он ко мне приходит.… Зовет с ним…
- Ага, и ты уши развесила, слушаешь, чуть сама не прыгнула с крыши?
- Он – друг…
- Наэль, он умер! Да кто угодно может к тебе приходить и называться Реданом! Мало ли желающих через тебя в ваш мир попасть? А где один, там и двадцать один. Пойдем к Снорри, чай пить будем.
Нифль встал, помог мне подняться, я одернула джинсы, кстати, абсолютно чистые и целые, поправила пояс, сняла и выкинула в кусты кольцо для меча – зачем оно мне теперь?
Мы шли не сказать, чтобы долго, но в какой-то момент лес по бокам дороги стал меняться, деревья – редеть, листья все чаще лежали на земле, а не на ветках, лужицы на обочинах блестели тонким льдом. Мы медленно, но верно приближались к зиме, как если бы начало октября за час стало серединой, потом концом ноября, и, наконец, декабрем.
Холода не ощущалось, Нифль, по-видимому, тоже вполне удобно чувствовал себя в тонкой шелковой рубашке, плащ на плечах не имел никакого практического значения, так, скорее для красоты и завершенности образа.
Снорри встретил нас возле приметного раскидистого дуба, на нижней ветке сидел филин.
- Привет! – крикнул мужчина и помахал пухлой рукой, птица на дереве ухнула, приветствуя гостей.
Снорри очень смахивал то ли на шведа, то ли на финна белой кожей, голубыми глазами и соломенно-светлыми волосами. Одет он был в вязаный свитер с оленями, толстые штаны и теплые сапоги, очень похожие на оленью шкуру. Нифль по сравнению с ним был загорелым жителем юга, хотя где уж под осенним солнцем загорать.
Меня представили, я сделала книксен и улыбнулась. Потом мы долго пили чай с вареньем из очень зимней ягоды клюквы, мужчины курили на крыльце, я ходила вокруг дома и от скуки сбивала сосульки с крыши.
В ответ на удивление Нифля о сосульках Снорри покраснел и смущенно признался, что они остались после последнего визита Хозяйки Лета.
С такими приключениями я чувствовала себя Падчерицей из «12 месяцев», из начала весны в моем мире я попала в осень к Нифлю, а сейчас гуляю по зиме. Подобные ассоциации напомнили о незавидной участи моего тела возле холодной батареи, я тяжело вздохнула и села на крыльцо рядом с Хозяевами. Мы сидели дотемна, потом началась метель, и мы засобирались домой.
Какие же разные у нас у всех понятия о доме! Для Нифля это его осенний лес, для Снорри – его заснеженные равнины, для кого-то дом - это большое двухэтажное строение на выезде из Нового Города, а для меня… для меня в какой-то момент дом перестал существовать. Есть квартира, где я жила, есть квартира родителей, еще есть дача … но нет того места, где сердце, куда хочется вернуться после работы, где тебя ждут… В какой-то момент все исчезло, а причина короткое слово из пяти букв – смерть. Да и не в этом дело, наверное. Просто некуда возвращаться, хотя и хочется, очень хочется.
Мы шли в темноте по шоссе, и я спросила:
- Нифль, скажи, вот хотя бы теоретически я могу вернуться обратно?
- Я тоже хотел поговорить об этом. Вернуть тебя, в принципе, можно, но…
- Что?
- Ты помнишь наш спор?
- О врагах и друзьях?
- Да. О капле крови настоящего друга и настоящего врага.
- Ты оказался прав. Я не смогла, и, наверное, нельзя найти хоть каплю такой крови крови.
- Да, с Эмильей все было просто, а вот Цирел, кто бы мог подумать…
- Ты все видел… - я уже не спрашивала, я просто сказала.
- О, это было очевидно. Но не забывай, ты не выполнила одно из условий твоего дара, и поэтому мне придется его забрать, только это не так-то просто, поэтому я его немного изменю, - Нифль остановился у дуба, где начиналось Царство Осени, переступил границу, отвернулся от меня, прошептал, - извини…
Поднялся очень сильный холодный ветер, луна над землей Зимы мигнула и на минутку погасла, на болотах дружно завыли волки.
- Извини, - еще раз повторил Нифль. – И попытайся понять, по-другому нельзя, здесь не я устанавливаю законы. Отныне все, что ты подумаешь, скажешь и напишешь, будет сбываться. Твое творчество обернется против тебя. Если хочешь вернуться домой и прожить еще несколько месяцев, то делай это сейчас, скорее, я не смогу долго отвлекать Его внимание.
Я молча кивнула в знак согласия и благодарности.
Мир снова поплыл передо мной, в глазах потемнело, возвращаться в свое тело на этот раз оказалось далеко не приятно - грудная клетка была туго перебинтована, дышать было сложно, ныла раненая нога.

Через полтора месяца, когда меня выписали из больницы, я снова пошла в оранжерею, девушка-флорист меня узнала, и вместе выбрали маленькую вечнозеленую елочку с мягкими иголками. Цирел любил, когда его звали Ци – на каком-то из языков Востока это означает «жизнь». Я посадила еще одно дерево в память о хорошем человеке – пусть душа Цирела живет в нем.

Медленно-медленно, изо дня в день, из года в год, каждую секунду кусочек нас сгорает. Мы живем, чтобы сгореть. Когда топливо в наших телах заканчивается, мы умираем. И про нас говорят - человек сгорел.
".. и ты в огне том ярче всех горела..."
В нас происходят реакции окисления, под действием кислорода, который мы вдыхаем, в клетках нашего организма что-то сгорает и выделяется тепло, которым мы обогреваем атмосферу.
Просто удивительно, каждый человек, умирая, оставляет после себя столько всего...
Стул, на котором я сижу, клава, на которой я печатаю и даже йогурт, который я съела на обед - все когда-то было часьтю человеческого тела.
Количество атомов во Вселенной конечно. И каждый атом нашего тела когда-то был звездой.
Просто удивительно....

мысля списана у *Wiedzmin*.

Я каждый вечер ставлю будильник на 7 утра. Каждое утро я просыпаюсь в 7, перевожу будильник на 7.15 и благополучно сплю до полвосьмого. Потом я подрываюсь, лечу в ванную, чищу зубы, одеваюсь, и благо, если мне на пути в прихожую попадется что-то из средств для макияжа. По дороге на работу - идти 4 минуты, бежать 2, я на бегу мажу губы блеском, чтоб не трескались, когда я ору. Все. Изредка меня пробивает глаза подвести. Крашусь на работу я в исключительных случаях и тогда, когда меня потенциально начальство встретит в дверях.

В универ я крашусь охотнее, но тоже изредка, потому что лень. Все мечтаю ресницы отрастить. Хихихи. Все с ними в порядке, они не облезли у меня, просто вот хочется мне длинных, аж до бровей.. Летом я мазала их всякой всячиной типа касторки, кремов на ночь, они отросли, потом не прокрашивались до конца, а если и прокрашивались, то ломались об очки солнечные или просто красиво отпечатывались под бровями в жаркую погоду.

Так.. гулять куда-то я выхожу накрашенная... Хотя Женька не очень любит, когда я с макияжем.

Ну совсем без мэйк-апа я тоже ничего, но в ходе длительных расспросов я выяснила, что так называемый "естественный макияж" более предпочтителен. Мда... а делать его - дольше раза два, чем вечерний. Хм..



Я придерживаюсь мнения, что косметики в принципе должно быть немного. Зачем мне миллион блесков? Сто тысяч лаков? Десять тушей? Они все равно засохнут или испортятся раньше, чем я их использую до конца. И еще я думаю, что косметика должна быть дорогой. Скорее даже качественной. А именно - парфюм, пудра, тушь, кремы всякие по уходу за лицом, укреплялка для ногтей, бальзам и краска для волос - на это стоит потратиться. А вот бесчисленные тени, блески и лаки - нафига их покупать мешками? Хотя, я молчу, у меня 4 glamshine-а, и лаки Женя покупает, а когда мы идем за косметикой, он не смотрит на цену..

Другое дело, когда я трачу кровью и потом заработанные...



Хм, хм, хм. Все равно мне лень краситься. Всегда.

как бы себя перебороть... пойду автозагаром мазаться.

чесслово, вставила бы "Лена, неудачный день на работе?" и ученичка-упыренка в шею вцепившегося...

кто читал Ведьмака - вот типа фанфика по книгам. Мне понравилось.



читать дальше

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Мне жуть как надоело это гадское ощущение себя капустой. Я сижу в: спортивных штанах и шерстяных носках, футболке, Женином длиннючем свитере до моих колен, замоталась в плед, рядом обогреватель стоит. Грею ноги на системнике.

и это в Тирасполе называется весна, оно же окончание отопительного сезона, оно же отключение средств для согреву. Батареи ледяные, трубы ледяные... Днем тепло, солнце спрячется - холодно.

Жуть! Сижу как капуста, вся в одежках без застежек... Намазала морду лица автозагаром... Автозагорелая капуста... Все равно холодно!!! Чай не помогает!!! Горячая ванна не помогает!!! Одна мысль, что вот сейчас из блаженного тепла я выползу в стою остывшую комнату... И волосы начнут медленно умирать под звуковое сопровождение фена...

Ночью просыпаюсь от холода. Немного успокаивает мысля - летом мне захочется вернуть это ощущение отмороженных конечностей, когда мозг начнет закипать.

А пока я зверею от капустного ощущения...

и зубы выбивают частую дробь - мне хол-л-лод-дно!