Креатив

[aske]

Для тех, кому интересно начало.

Вступление.
За окном один за другим гасли фонари. Из темно-розового неба лился бесконечный дождь, с деревьев падали последние листья, и тяжелыми мокрыми желтыми пятнами опускались на землю. С полчаса назад дверь подъезда хлопнула, и дом проглотил запоздалого жильца. В зале часы замерли, прозвенели полночь, и пошли дальше, громко передвигая стрелки.
Я сидела за компьютером, пустая, как выжатый лимон, и выдавливала из себя последние капли сока с мякотью – до конца книги мне оставалось всего пару глав, я уже обещала принести черновой вариант, а мысли, как назло, разбегались, как тараканы на ярком свету.
Я почти неделю хранила примерное окончание, бережно оберегая и охраняя от посторонних мыслей, и вот, на улице – чудесная погода, в квартире – чудесная тишина, а слова упорно не ложатся. Обидно. Я злюсь. Я битый час пишу, перечитываю и удаляю. Редакции не подлежит.
Я сняла очки, зажмурилась и помассировала глаза. Пора ложиться, утро вечера мудренее.
Файл сохранен, волшебная кнопка «power», и любимая подушка уже так соблазнительно-близка… Я, блаженно улыбаясь, растянулась на середине кровати, муж работает сегодня в ночную смену, и постель была моей полностью. Я уже почти уснула, когда в окно осторожно постучали. Я, приоткрыла один глаз, приподнялась и посмотрела в сторону балкона. Пусто. Темно. Дождь. Рядом с домом деревья, ветер качает голые ветки.
Я вернулась под одеяло, накрылась с головой и уже почти задремала, когда стук повторился, более громкий и настойчивый. Я поднялась, вышла на балкон и замерла – через стекло на меня смотрел человек. Он сидел на корточках на карнизе и осторожно скреб раму. За длинными пальцами тянулись темные полосы. Мы некоторое время молча стояли, глядя друг на друга через прозрачную перегородку. Потом я осторожно открыла окно, ожидая, что ночной гость рухнет на пол, и отошла в сторону, но гибкое тело изогнулось в прыжке и аккуратно приземлилось на светлый ковер в комнате, даже приглашать внутрь не пришлось. Я прикрыла рамы, опустила жалюзи и вернулась в комнату. В углу уже вовсю работал обогреватель. Я некоторое время стояла в дверях, разглядывая гостя, темные следы на ковролине, молча вышла в ванную и вернулась в полотенцем.
- Держи, вытрись.
- Спасибо, - неожиданно спокойно и уверенно сказал некто, сидя на моей кровати.
Я зашипела про себя, мысленно прощаясь с египетским хлопковым комплектом, взяла со стола очки и посмотрела на пришельца. Это была девушка, с недлинными мокрыми волосами и темной одежде.
- Только свет не включай… - тихо попросила она, когда я потянулась к выключателю настольной лампы. - Я.. у меня глаза сильно болят.
- Ну ладно, без света так без света. – Я вздохнула и села в кресло напротив нее, потом глянула на свои неприлично голые ноги и потянулась за рубашкой мужа. – Может, мне чаю согреть? Ты вся мокрая!
- Если можно, и переодеться во что-то.
Я открыла шкаф, достала старую домашнюю футболку мужа – на глазок прикинув размер – она будет ей точно до колен, оставила ее на краю кровати и ушла на кухню ставить чайник, по ходу отмечая мелкие ценные предметы на моем туалетном столике. Все самое ценное хранилось в другом месте, но даже те безделушки – просто красивая бижутерия – их было бы жаль.
Через несколько минут она зашла ко мне на кухню, я стояла у рабочего стола и нарезала сыр на бутерброды. Девушка остановилась в дверном проеме, ожидая, видимо, приглашения, она переминалась с ноги на ногу, и это было довольно-таки забавное и жалкое зрелище. Стройная, но без модельной худобы, с мокрыми волосами чуть ниже плеч, загорелым лицом, с мелкими порезами… Я присмотрелась. Изрезанные руки, ноги, выглядывающие из-под футболки, были сплошь в синяках и ссадинах. Не хотелось начинать допрос, мало ли что произошло, а на малолетнюю воровку она не походила. Хотя, куда мне судить, будто бы я полжизни только и общалась с ними. На вид она была лет на пять-шесть младше меня, довольно-таки симпатичная, со светло-карими, почти желтыми глазами.
- Заходи, не стесняйся, - сказала я, - присаживайся – куда нравится, меня вот Аске зовут.
- А меня Эллис…
- Присаживайся, Эллис, тебе какого чая? Есть черный обычный, черный с бергамотом, зеленый с мелиссой, зеленый с лотосом, травяной.
- А можно кофе? Крепкий, нам с тобой, Аске, сегодня до утра не уснуть, мне нужно тебе многое рассказать.
Я удивилась, пристально посмотрела на нее, и спросила:
- Рассказать о чем?
В ответ девушка улыбнулась, и уголки рта поднялись над идеально ровными белыми зубами с подозрительно крупными клыками. Вампиров мне только не хватало… Через пару минут, уже за кофе, я рискнула поинтересоваться.
- Эллис, ты вампир?
- Нет, волк. – Она улыбнулась, отправила в клыкастый рот последний кусок бутерброда и сделала большой глоток из дымящейся чашки.
- В смысле волк? - Переспросила я, размешивая ложкой в своей чашке отсутствующий сахар, не решаясь притронуться к кипятку.
- Просто волк. – Девушка дожевала и серьезно на меня посмотрела. – Это не игра, если ты так думаешь. Я пришла к тебе. У меня есть время только до утра. На рассвете закончится действие экстрактов, и все.
- Что – все?
- Я уйду.
Я мысленно вздохнула с облегчением, потому как слабо представляла, как мужу буду утром объяснять присутствие странной израненной девицы в нашем доме.
- Как все-таки хорошо, что я тебя нашла, что ты меня не выгнала сразу же, что мы встретились. Как хорошо… - Она блаженно улыбнулась и отпила еще из чашки.
- Ты пока пей, а я пойду, твою одежду развешу, пусть сохнет… - Я, медленно цедя каждое слово, осторожно встала и вышла из кухни в спальню. Включила верхний свет и зашла в комнату. На полу, на моем шерстяном ливанском молочном ковролине, лежала темная сырая одежда, рядом все было в темных пятнах крови. И нехитрая одежда – легкая рубашка, тоненькие светлые брючки – все было пропитано кровью. В ноябре месяце девушка ходит по улице босиком, в летней одежде. Из завернутых внизу брючек и карманов посыпался мелкий морской песок. Вы не подумайте, я просто хотела найти хоть какие-то документы у абсолютно незнакомого человека, преспокойненько распивающего кофеи посреди ночи на моей кухне. Документов не было, зато из кармана рубашки вывалились четки, из прозрачных камней теплых оттенков – разной степени насыщенности желтого - стеклянно-медовые, мутные янтарные, апельсиновые, шоколадные, темно-кофейные бусины шли одна за другой в каком-то странном ритмичном порядке. Я взяла их в руки, начала перебирать, и в голове всплыли одна за другой яркие картинки, чуть подернутые серым туманом…
- Ты последний хранитель, Аске, - Эллис появилась рядом неожиданно, но я не удивилась и не испугалась голоса за плечом. – Как все-таки здорово, что я тебя нашла, что ты мне открыла, что мы встретились, у нас не так много времени, но ты слушай, слушай внимательно, запоминай каждое мое слово. Если бы тебя воспитали иначе, было бы проще, да и неважно, сейчас редко кто соблюдает традиции. Ты, главное, слушай, слушай, не спи… Мы давно не слышали о детях хранителей, и, вполне возможно, их осталось совсем чуть-чуть. Я расскажу тебе правду, Аске. – Она вынула из внутреннего кармана рубашки небольшой сверток, развернула и достала книжечку. В ее руках она быстро стала расти, пока не увеличилась втрое. «Летопись. Хранители» - она прочла и перевела две строчки с обложки. – Ты тоже скоро вспомнишь этот язык, ты скоро все-все вспомнишь, как я рада, что дошла, что успела, что не ошиблась… Ты восстановишь потерянные страницы и продолжишь летопись.
Она долго-долго мне рассказывала что-то, сидя на полу, я смотрела в ее темно-желтые глаза и боковым зрением замечала, как пропитывается кровью ковер под Эллис и футболка на ее груди и плечах. Она остановилась, когда часы в зале пробили шесть раз.
- Скоро рассветет, и я уйду. После меня не останется ничего, ни пятен, ни одежды. Только книги и бусы. Как хорошо, что я успела, что ты поняла…Тебе подскажут, тебе помогут, многие помнят хранителей, и ты сможешь… тебя найдут, тебе подскажут, как хорошо…
Когда окна на балконе начали светлеть, и я выключила лампы. Элисс растаяла, как утренний туман, за полчаса до рассвета. Как я узнала позже, она была последней из клана Волков. Погибли последние из Барсов.
Передо мной лежала раскрытая книга летописи. Слова сами рождались в голове и ложились на бумагу ровными рядами. Я – хранитель, я помню об этом.

Волки. (1)
Редкие облака то и дело откусывали от ущербной луны по маленькому кусочку, и ее объедки глядели в широкую, неглубокую, но довольно-таки опасную реку. У оснований моста течение крутило водовороты. Ночной ветер бродил по набережной, сметая к воде редкие, опавшие раньше времени листья. Молочно-белый туман, частый спутник последних дней лета, полз по песку, спускался в низины, и, мурлыча домашним котом, засыпал там до рассвета. На городской площади трижды гулко пробили часы. Тени за спиной дрогнули и затаились.

На пляже остывал песок. С реки тянуло приятной сырой прохладой, на мосту гасили фонари, маслянисто-густая темная вода медленно текла, и по отражению Млечного Пути изредка рябью расходились мелкие волны. Позади шумел лес, переговаривались деревья, кричала ночная птица.
На берегу сидела девушка в светлых подкатанных внизу джинсах и тонкой рубашке. В одной руке она держала бутылку вина, выпитую наполовину, а другой подбирала вокруг себя мелкие камешки и кидала в лунную дорожку. Тихая-тихая песня неслась над рекой, зовущая, жалобная и одинокая, и от этой музыки становилось еще хуже. Кто-то приглашал подойти ближе, взглянуть в глубину, нырнуть, расслабиться и забыть обо всем. На какой-то момент ей показалось, что к ней тянутся прозрачные зеленоватые руки…
Боковым зрением девушка заметила крупного серого пса, присевшего на песок неподалеку. Сделала еще один глоток из бутылки, с силой зашвырнула камень, достала сигарету и закурила. Приятная слабость растеклась по телу, еще пара затяжек - и мир стал совсем прекрасен. У ног плескалась вода, ветер шуршал в кустах, туман растекался по площади на другом берегу, звезды подмигивали в черной дали. Как же они далеки – эти маленькие светящиеся точки, как красивы издали, иногда кажется, что они близки настолько, что можно протянуть руку и запросто достать парочку…
Еще один глоток вина, затяжка, взгляд вправо, и рядом уже не собака, а человек. Лежит, подложив руки под голову, и смотрит в небо парень лет двадцати пяти-тридцати, одетый в темное. Почувствовав на себе взгляд, он повернулся и спросил:
- Что празднуешь?
- Ничего.
- А вино по какому поводу?
- Есть повод.
- Ну не хочешь говорить – не говори.
Он отвернулся, девушка наклонилась вперед, зачерпнула рукой воды со дна вместе с песком и илом, медленно пропустила сквозь пальцы, подняла несколько камешков и принялась их кидать в реку. Песня-плач стала громче, протяжнее и страшнее. Отчаяние нахлынуло мутной волной, сердце на миг остановилось, и в груди похолодело. Вдруг захотелось встать, пойти и утопиться.
- У тебя сигареты не найдется? - Спросила она, раздраженно комкая и выкидывая пустую пачку.
- Найдется. – Парень порылся в карманах, достал новую пачку, открыл и протянул девушке, потом вынул зажигалку и помог прикурить, прикрывая ладонью желтое пламя от ветра. – Много куришь.
- Какая тебе разница? – Она нервно затянулась и легла на песок.
- С парнем разошлись?
- С работы уволили.
- А чего?
- Обанкротилось предприятие.
- А где работала?
- В магазине бытовой техники.
- Все образуется, не переживай.
Вздох, глоток, и бутылка перешла к парню. В реке что-то плеснуло, и пошли крупные волны. Где-то в глубине сидел некто, и звал к себе, манил, обещал прохладу, покой, вечный покой… Песня скользила по темной маслянисто-блестящей поверхности воды все ближе к берегу.
- Может, искупаемся?
- Я без купальника.
- И у меня плавок нет.
- Ну, тогда в чем есть, только отвернись!
Странная ночная авантюра на пьяную голову. В ногах – легкая дрожь от алкоголя и никотина. Купание с парнем, чье имя даже не знаешь. Крайняя степень глупости и легкомыслия? Крайняя степень опьянения?
- Меня зовут Вольф, это так, к слову, я не смотрю…
- Меня зовут Эллис, - сказала девушка, прыгая на левой ноге в попытке снять джинсы с правой.
- С моста не хочешь нырнуть?
- Да ну, темно, я боюсь, и ныряю плохо.
- А я попробую.
Вольф направился к лестнице, Эллис подошла к самой реке, присела, обернулась на мост, где уже стоял парень и готовился к прыжку, встала, разбежалась и прыгнула сама.
Когда-то ей говорили, что в воду нельзя входить резко, из-за перепадов температур может остановиться сердце…
От места, где девушка оттолкнулась, до воды было около трех метров, но как ей казалось, летела достаточно долго, медленно-медленно, успевая заметить на небе яркий росчерк метеорита, легкий ветер в верхушках деревьев и две серые тени, прыгнувшие в воду с берега. А потом все стремительно помчалось вперед, как будто время прорвало плотину. Воздух свистел в ушах, а из воды тянулись длинные зеленые руки. Песню подхватили несколько голосов, и когда Эллис нырнула, вместе с водой в уши потекла странная музыка, зовущая и тянущая ко дну, на прохладные камни и мягкий песок. Сознание заволокло мутно-сиреневой дымкой, что-то мягкое оплело ноги и потянуло вниз, дыхание крупными пузырями вырывалось изо рта, спину уже неприятно защекотали водоросли, когда резким движением кто-то схватил ее за руку и рванул к поверхности.



А это - вчерашнее.
Волки (2)

Где-то далеко-далеко на свете когда-то стоял город… - начал Вольф. - Город Дождя. Сколько стоял он, столько над ним висели серые тучи, тянулись бледные нити воды, и хоть и было, говорили старики, когда-то у него название, так его никто уже и не помнил. В городе жили люди. Такие же серые, как небо над их головами, такие же худые, как деревья во дворах, глаза у них были такими же печальными, как большие, никогда не просыхающие лужи на дорогах…

1.
Над входом висела вывеска «Для тех, кого ждут». Больше никаких опознавательных знаков, которые могли бы подсказать прохожему, что скрывалось за массивной деревянной дверью. Эллис чуть помедлила, сверяя адрес на табличке с записью в ежедневнике, повернула ручку и зашла внутрь. Каменные стены покрывали романтичные занавеси из паутины, коллекции оружия и щитов, гобелены с героическими сценами битв и будней рыцарства, под потолком на цепях висело и пошатывалось колесо со стилизованными лампочками-свечами. Несмотря на электричество, было довольно-таки темно. Цветные окна бара выходили в небольшой внутренний дворик, где была летняя площадка и двери далее, в другие помещения. Слева, за высокой барной стойкой, молоденькая полная девушка-бармен автоматически вертела в полотенце бокал, а сама смотрела футбол по маленькому, подвешенному к верхней полке телевизору. Перед ней сидел длинноволосый мужчина, одной рукой держал за кружку пива, другую он положил на гриф гитары, которая лежала тут же, рядом, на стуле.
- Вольф? – девушка коснулась рукой плеча, и музыкант обернулся.
- Присаживайся, Эллис. Привет. Это – Дера, - сказал он, кивая на девушку за барной стойкой. – Наш мастер коктейлей. Два «бодрых утра» и кофе без сахара, мастер.
Он улыбнулся.
- Кофе нет, вчера твои молодцы-близнецы на пару все выпили.
- Тогда просто два коктейля. Мы пересядем. Пойдем, Эллис.
Он встал, оставил гитару стоять возле высокого стула и показал жестом на дальний угол зала, где горел камин. У огня в высоком кожаном кресле сидел молодой мужчина, худощавый, с резкими некрасивыми чертами лица, чуть вьющимися взъерошенными волосами и таким же безумным блеском в глазах, как у Вольфа. Он пил темный напиток с горьким запахом и смотрел куда-то перед собой.
- Знакомьтесь, - громко сказал Вольф. – Эллис, это Готарг.
- Присаживайтесь, Эллис, - хмуро сказал он. – Вы уже заказали что-то у Деры?
- Да, спасибо.
- Она готовит хорошие коктейли…
- Что-то порекомендуете?
- Для каждого времени года и суток – свой напиток. Я в этом не разбираюсь, это она, - он кивнул назад, в сторону стойки, - у нас специалист.
Через пару минут подошла барменша с подносом, подала два бокала с шипящей темно-зеленой жидкостью, улыбнулась и вернулась за стойку.
Эллис осторожно взяла сосуд из тяжелого стекла с серебряной вязью на ножке, повертела в руках. Внутри смешивались несколько компонентов – синеватый и янтарно-желтый, их сочетание и давало глубокий изумрудный оттенок. Спросить бы у Деры, как она их смешивает, но вряд ли ей так выдадут все секреты на тарелочке в первый же день знакомства.


Трое сидели в креслах у камина, молча пили «бодрое утро», огонь продолжал свой бесконечный танец в очаге, в глазах и в сердце у каждого. За стенами засыпал город, новый день подходил к концу, автомобили двигались по бесчисленным дорогам, люди спешили домой, проходили мимо трехэтажного каменного здания с деревянной вывеской и тяжелой дубовой дверью, окованной железом.
Готарг поднялся, поставил бокал на полку над камином и, зевнув, сказал с усмешкой:
- Для вашего же блага, не будите до Танцующего Огня.
Через некоторое время барменша оторвалась от телевизора и окликнула волков:
- Ребят, я, пожалуй, пойду? Наши все равно раньше Глухого Эха не проснутся.
- Да, можешь отдыхать.
- Если что – звоните.
- Сами справимся, спасибо.
За Дериной захлопнулась входная дверь, темное небо на миг сверкнуло ярким росчерком падающей звезды, в зал ворвался усталый голос города – обрывки разговоров прохожих, стук каблуков, шум автомобилей, негромкая музыка из магазина напротив.
Вольф проводил обоих взглядом, привстал и передвинул кресло поближе к камину.
Щелкнули засовы, тяжелые замки встали на место, разделяя перегородкой два мира – людей и ночных жителей.
- Когда-то очень давно в мире жили оборотни. Их было несколько кланов, со временем из общей массы выделились Волки и Барсы. Много веков они дрались плечом к плечу против тех, кто приходит ночью. Мы были вместе, защищая порядок и положение вещей в мире, в нашем мире, к которому мы привыкли. Мы жили параллельно с людьми, и старались не вмешиваться. В один момент нам всем пришлось исчезнуть – людей охватила жажда знаний и наживы, мы были вынуждены отступить, чтобы выжить. Некоторые кланы вступали в борьбу за свои земли, но неизменно проигрывали и вымирали. Чтобы избежать судьбы погибших, в Средневековье мы старались не показываться вообще, облик многих воспринимали неадекватно и тащили на костер. Когда мы решили, что обстановка пришла в норму и пришло время снова заявить о себе, мы столкнулись с новой проблемой, по сравнению с ней Инквизиция – детская забава. Против нас обернулись Барсы, наши единственные союзники в противостоянии ночным гостям. Кто-то объявил негласную войну, и уже больше двухсот лет никто из клана не выходит на улицу в одиночку. Даже если ты идешь один, недалеко от тебя постоянно находится кто-то второй. Здесь дело не в страхе – это борьба, в которой победителю достанется право на жизнь. – Он замолчал, рассеянно глядя на бокал, повертел его в руках, допил и продолжил, - хранители считают, что победителей не будет вообще. Войне придет конец, когда мы истребим друг друга полностью - до последнего щенка. Барсы горды, а мы... Мы возьмем свое любой ценой. Только если не будет нас, вскоре не станет и людей – равновесие нарушится, и к их миру стройными рядами начнут подтягиваться армии ночных существ. В общем, вот так.
Он вздохнул, встал, прошелся по полутемному залу туда-сюда, снял со стены короткий меч, проверил лезвие на остроту и сделал выпад, задев одну из цепей люстры-колеса, она закачалась, и по потолку побежали тени.
- Хорошее оружие. Грубое и простое. С такой своеобразной холодной красотой. – Эллис поднялась и встала за спиной у Вольфа. – Сейчас вряд ли найдешь кузнеца, кто бы выковал нечто подобное.
- Верно. Этот меч носил центурион легиона Римской Империи Гельвий Септимий. Здесь, у основания рукояти – его инициалы. А ты разбираешься в оружии?
- Немного, лет с шестнадцати начала увлекаться. А он настоящий, этот меч?
- Он называется гладиус. Ему тысяча восемьсот лет.
Девушка в ответ тихо присвистнула.
- Раньше все было дома, конечно, мечам не место стене, но все лучше, чем по подвалам и чердакам. Вот, когда бар открыли, я все сюда перевез. Здесь много старинного оружия. Целая коллекция.
- Это ты собирал?
- Конечно нет, начинал дед, потом отец, и вот я продолжил, внес посильный вклад.
- Оружие – это ведь дорого! Особенно если старинное! Антиквариат…
- Антиквариатом нельзя сделать вот так, - он схватил со стены длинный меч, размахнулся и снес дубовую спинку у ближайшего стула. Эллис замерла, глядя на щепки и резные куски дерева. – Этим отец дрался. По нему его и опознали.
Простое лезвие на полторы руки, без зазубрин и царапин, с длинной рукоятью в виде двух переплетенных змей, их головы расходились в стороны, образуя гарду, а хвосты переходили в сложный орнамент у основания режущей кромки.
- Его Барсы убили?
- Тогда еще не было ничего. Мать так и не сказала, почему он погиб. На десятый день после его похорон отдала мне перстень, сказала, что теперь я стал главной клана, и ушла. Больше ее никто не видел. – Вольф сел обратно к камину.
- Я не знала… Извини, что напомнила.
- Да ничего. Наверное, даже и лучше – что все произошло именно так. Иначе мне пришлось бы уйти, отец бы не потерпел в клане соперника, пусть и сына.
- А сколько тебе тогда было?
- Хм… - Вольф улыбнулся. – Не знаю. Я раньше еще пытался считать, сколько мне лет, и соотносить возраст с событиями, а потом как-то перестал. Кому оно надо… А тебе сколько?
- Двадцать два.
Меч вернулся на свое место на стене. Эллис провела рукой по серому бугристому камню, его шершавая поверхность была изрезана тончайшим узором трещинок, как морщин на лице старика, и он, как ей показалось, только ждал момента, чтобы прервать вековое молчание, чтобы рассказать все, что слышал, описать все, что видел, поведать историю древних времен. Почему-то она не сомневалась – это возможно, нужно лишь знать, как заставить стены говорить. Окружающие нас предметы не бездушны, как нас уверяли в детстве, они живут, они чувствуют, они помнят.
- Скажи, а откуда вы камень привезли? Или это плитка «под натуральный материал»?
- Обижаешь. Это с моей родины, на блоки этих стен когда-то опиралась крыша моего дома. После кое-каких событий мне пришлось уехать… надолго. Может быть, когда-нибудь я туда вернусь и выстрою новый дом, из старых камней, на старом фундаменте…
Они закончили беседу, когда во внутреннем дворе у деревьев начали расти тени, а в камине по черным углям пробегали красные змейки.
- Уже Белое Небо, тебе домой нужно… Вечером за тобой кто-то из наших заедет.
В машине Вольфа она уже дремала, мимо пролетали деревья, за ними на кроваво-красном небе всходило новое солнце. Позади них ехала поливальная машина и смывала с асфальта следы темно-серой машины.

2.
В углу комнаты разрывался телефон. Неприятный резкий звонок, он, как правило, не обещает приятной беседы.
- Блин.
Босые ноги высунулись одна за другой из-под одеяла и зашлепали по паркету. Руки потянулись, с силой схватили истошный аппарат за трубку в попытке задушить и поднесли его к уху.
- Да, я слушаю.
- Эллис?
- Да.
- Привет, это Кесера, мы не знакомы, я звоню по просьбе Вольфа… Напоминаю, сегодня в Кружащийся Ветер за тобой заедут, так что будь готова. Когда подъедут, тебе позвонят. Ну пока, в общем.
- Пока.
- А, да, Эллис! Не вешай трубку! Чуть не забыла! Одежду возьми – немного, на первое время. Ну все, теперь пока.
- Пока. – Автоматом повторила девушка и села тут же, на полу, с гудящей отбой трубкой в руке. Кружащийся Ветер. Это довольно-таки непривычно и трудно – запомнить новую систему времени и название часов в сутках. Кружащийся Ветер. Это вечер. До вечера времени еще полно… Это около семи…
Часы показывали без двадцати шесть.
«Чуть больше часа на сборы, - подумала Эллис. – Сначала в душ, позавтракаю потом …»
Она ходила по квартире, расчесывала мокрые волосы руками, ждала, пока закипит чайник, собирала вещи. Что-то она забыла взять… Пара джинсов, несколько маек, свитер. Самое любимое, удобное, незаменимое. В небольшой спортивной сумке осталось еще немного места, и сверху она положила папку с рисунками и несколько дорогих сердцу книг.
Ровно в семь ей позвонили. Незнакомый мужской голос сообщил, что машина уже подъехала, она может спускаться, и если есть необходимость – он поможет спустить вещи. Необходимости не было.
Высокая девушка в бордовом платье до колен смотрела из зеркала грустно и устало. Еще влажные волосы на плечах лежали пепельно-русой шалью. Улыбка получилась какая-то глупая и хилая. Тонко зазвенели браслеты на руке, поднявшей сумку с одеждой. Прощальным взглядом окинув прихожую, она решительно захлопнула дверь, закрыла на все замки и медленно спустилась по лестнице, твердо зная, что делает это в последний раз.
Дверца темно-синей иномарки открылась, молодой человек, очень похожий на Готарга, широко улыбнулся, принимая багаж. Выехав из двора, он повернулся и представился:
- Беннерг, можно Беннер, только вот Беном не зови – терпеть не могу.
- Хорошо. Меня зовут Эллис.
- Я знаю. – И он снова не то широко улыбнулся, не то ослепительно оскалился.
- А куда мы едем?
- К нашим.
- Куда?
- На собрание, в клан.
Девушка вопросительно посмотрела на водителя.
- Тебе кто звонил?
- Девушка, как ее.. Ке..
- Кесера?
- Да.
- Ну тогда понятно.
Дорога прошла в молчании. Беннер делал вид, что был чрезвычайно увлечен дорогой, а Эллис смотрела в окно, наблюдая за тем, как быстро пролетают мимо автомобили и солнце клонится к закату.