И она сегодня тоже, с самого с утра, бледно-серого, полусумеречного, вышла на работу и принялась за снег. Где-то между Винни-пухом и выпуском новостей пришла она, мягким постукиванием холодных капель по подоконнику, шелестом льдинок по крыше. И наступила тишина.
Больше всего в снеге меня поражает именно тишина - такая мертвая, гробовая, оглушающая тишина. Молчат птицы, люди тоже как-то глубже прячутся в шапки, затягивают шнурки на капюшонах и глохнут. Кажется, даже машины едут беззвучно.
Чтобы не разбить, чтобы не тронуть, случайно не раздавить эту удивительную, гнетущую, всепоглощающую тишину.
После обеда выбегут дети, раздавят снег, протопчут дорожки, налепят снежков, возможно, даже зачирикают синицы, а вечером снова придет она, и вместе с морозцем схватит дома, людей, машины, деревья, птиц и уличных собак за горло и молча прикажет - silentium! И все снова замолчат, опустив головы в поклоне, сгибаясь под порывами ветра, уворачиваясь от летящих в лицо снежинок - колючих, холодных. Сырой ветер пробирается через рукава, через расстегнутый воротник, под шапку, в раструбы перчаток - чтобы сравнять температуру, чтобы покрыть тебя ледяной коркой, чтобы ты стал снегом, чтобы снежинки не умирали, касаясь твоих щек. Дует и зовет - остановиться, вдохнуть глубже, сесть у дороги, а может - даже прилечь, а он поможет, он споет тебе песню, он согреет, пока ты будешь спать, накроет тебя снегом, чтобы ты тоже стал частью этой самой гнетущей, звенящей, оглушающей, гробовой - удивительной тишины.